Макроэкономика: прогнозы и сценарии

Как описать происходящее в России? Макроэкономическая наука находится не то чтобы в ступоре, но точно в состоянии грогги [одномоментное ухудшение состояния находящегося на ногах боксёра, после получения им удара в подбородок — прим. Noôdome]. Хорошо, когда события развиваются по каким-то канонам, когда можно найти аналоги. На мой вкус, ближайших аналогов происходящему нет. Поэтому ни статистика, ни примеры других стран нам не в помощь. Приходится понимать сложившуюся ситуацию, собирая информацию по крупицам. И ситуация не столько счётная, сколько интуитивная, которую чувствуешь на кончиках пальцев. Тот информационный накат, те ощущения, которые висят в воздухе, позволяют говорить о том, что само функционирование [российской] экономики в нынешних условиях будет подвержено очень серьёзным угрозам.

Мне страшна переориентация Евросоюза с российского экспорта энергоресурсов. Она точно будет запущена. И она станет необратимой. Даже если здесь [в России] начнёт происходить что-то хорошее, вернуться в исходную точку будет невозможно. ЕС поставит заглушку и всё — российский трубопровод станет куском металла, по которому ничего не идёт и не течёт. Те вещи, которые сегодня делаются, порождают необратимые последствия. Вот что меня больше всего пугает.

Китай в связи с происходящим сильно насторожился. Одна из преобладающих оценок, что Запад выйдет из этого кризиса усиленным, а Россия ослабленной. С одной стороны, для Китая это может быть хорошо, с другой, очень плохо. Потому что он останется без буфера в виде России — один на один с Западом. Эта настороженность вряд ли привет к тому, что Китай займёт сторону проигравшего — скорее, будет занимать половинчатую позицию. Я не думаю, что китайцы бросятся нас защищать и нам помогать. Такое исключено всей многотысячной историей Китая.

Можно, конечно, надеяться на Китай, но он собственных «смыслов» в экономике пока не произвёл. Он существует где-то на кончиках технологических цепочек и продвигается всё выше и выше, но «смыслы» всё равно производятся в другой цивилизации. И Китай пока занимается обслуживанием той самой цивилизации и всё заимствует там.

Я разделяю точку зрения, что российский предприниматель может всё. В течение последних 20 лет при таком качестве государства тут ещё кто-то продолжает создавать и получать прибыль. Это фантастика. Но меня серьёзно смущает, что умные люди восприняли эту «колючую проволоку» [изоляцию, санкции и т. д.] как должное, и каждый обустраивает свой уголочек «концлагеря»: подметает, вешает картиночки. Это не творческое продвижение к чему-то светлому, это другое…

Анализ структуры валютных резервов показал, что доля доллара и евро за последнее время сократилась примерно на четверть, зато всё большую долю занимает юань, а дальше — малые валюты: канадский доллар, австралийский доллар, шведская крона. Инвесторы стали диверсифицироваться от американского доллара ещё до всяких событий. От него надо уходить – это абсолютно. И сейчас процесс, вполне возможно, ускорится. Но американский доллар — мировая резервная валюта. У неё есть ликвидная ценность, она удобна, она приспособлена для совершения тех сделок, для которых её сегодня используют. И адекватной заметы этому, на мой взгляд, сегодня нет. Если вы хотите купить тенге в России, то вы сначала купите доллар, потом через доллар войдёте в тенге. Это к вопросу о расчётах в национальных валютах.

Индекс деловой активности показывает, что в сфере услуг мы сейчас находимся на уровне марта 2020 года, а в сфере обрабатывающей промышленности — мая 2020. Напомню, это самый разгар пандемии, когда принудительно останавливалась почти вся деятельность. Сейчас наше благополучие основано на том, что радикально вниз упали запасы во всех отраслях. Проще говоря, всё, что сейчас ездит и бегает, вовсю черпает запасы.

В банковской системе зафиксирован дефицит капитала — порядка 4 триллиона рублей. ЦБ, в свою очередь, ввёл послабления: он разрешил работать банкам, у которых капитала реально меньше, чем это требуется по нормативным требованиям. И дефицит капитала, и послабления касаются прежде всего крупных государственных банков — Сбера, ВТБ. Центробанк, конечно, может их закрыть, но это фактически сделать харакири, то есть плохих последствий будет гораздо больше. Лучше этот капитал, когда потребуется, [правительство] пополнит.

Крупнейшие криптовалютные биржи запускают процедуру идентификации KYC [Know Your Customer — «знай своего клиента» — прим. Noôdome], определяют российские паспорта и отрубают эти кошельки. А децентрализованные кошельки, то есть которые существуют без бирж, вполне могут быть. Но тут очень высоки риски, связанные с мошенничеством. Из-за них рынок не сильно-то развивается. Это если именно про Россию говорить. В мире же блокчейн-механизмы и криптовалюты используются достаточно интенсивно. Правда, в основном, в секторах новой экономики. И пока с неясным регулированием. Финансовые регуляторы просто не понимают до конца, что с этим делать.

Пора ли уже хранить деньги под подушкой? Многие это сделали ещё вчера. Не хотелось бы так шутить. Я и не шучу, впрочем. Нынешняя ситуация по внешним признакам — резкое падение запасов и деловой активности — похожа в частности на кризис 2009 года. Но это только внешне. Тогда были нарушены рыночные правила функционирования экономики, что привело к провалу финансовой системы, падению ВВП (в России это было минус 7,9%). Но рыночные же силы потом и вытолкнули экономику наверх.

Поэтому ответить на вопрос «А что же будет дальше с экономикой?» крайне затруднительно. Моя точка зрения такая: имеющийся объем санкций может спровоцировать инфляцию в 20%, падение и реальных доходов, и ВВП в 10%.

Есть важная развилка, связанная с российскими энергоресурсами. Они тоже рассматриваются как объект санкций. Если на экспорт энергоресурсов сейчас накладывается эмбарго, то это даёт дополнительное падение ВВП в 20% и примерно такой же рост инфляции. На чем основан расчёт? Всё просто. Потребительная активность резко падает. Инвестиции на нуле. А ограниченный чистый экспорт ситуацию не спасает. Не остаётся ни одного источника роста — только падения.

Российский бизнес заточен на преодоление ограничений. Многие компании так и будут работать, разыскивая способы обойти санкции. Главное, чтобы правительству хватило ума не мешать этому и не навязывать помощь. Я вхожу в совет директоров одной небольшой компании. Её владелец так и говорит: «Мы никогда не возьмём государственные деньги, мы сами найдём решение, как выкрутиться».

Мы вошли в эру трансформации всего миропорядка. Почему нам кажется, что этот конфликт [между Россией и Украиной] единственный и на нём всё остановится? На самом деле, война идёт между технологиями, интернетом и государством и т. д.

Исторической аналогией может быть период 1917–1918 годов, когда Россия первая «упала» в момент революции, дальше рухнули ещё несколько империй. И затем изменился весь миропорядок. И это не только промышленное производство, не только химическое оружие. Женщины перестали носить корсеты. Поменялось всё: от производственной модели до взаимоотношений.

Из промышленного «туннельного» мира, когда общение происходит только внутри определённых групп, мы переходим в креативный технологический мир, где взаимоотношения сетевые, то есть общаются все со всеми. Мы с женой Вероникой [Зонабенд] создали Noôdome по сетевому принципу, чтобы люди выходили из туннелей. Как под новые реалии перестроить силовые ведомства, общественные институты и вообще целые государства? Важнейший вопрос. Это будет или через болезненное «кровавое» разрушение, или же через не менее болезненную, но всё же созидательную трансформацию.

Нынешний конфликт [между Россией и Украиной] — это последствия цивилизационного разлома. Нам сказали: «Ребят, вы не часть Европы, мы с вами не хотим иметь дело». Для нас это больно эмоционально и экзистенциально, потому что мы хотели бы быть частью Европы. Вызов, который стоит перед нами — цивилизационный, а не просто экономический или политический. Можем ли мы перестроиться, начав работать с Ираном, Китаем и другими странами, которые есть на карте мира? Да, они меньше по экономическому размеру, чем Америка и Европа, имеют свои сложности и проблемы.

А ещё конфликт разрушил бабл. Молодые технологические предприниматели и креативные специалисты долгое время комфортно находились в мыльном пузыре. Они не вмешивались в жизнь государства, не интересовались обществом. Они получали кайф от того, что создают крутые компании, раскручивают их и продают. Фантастически талантливые и умные ребята. Но, извините, уровень инфантилизма, их невовлечённости в жизнь был зашкаливающий. Создание второго параллельного пространства, когда ты не реагируешь на то, что вокруг тебя происходит, было неестественно. Рано или поздно оно должно было разрушиться — или изнутри или от внешнего воздействия, как это произошло сейчас. Многие уехали. Только в Армению перебрались порядка 80 000 человек. Это очень жёсткая ситуация, но долго жить в пузыре нельзя.

Чтобы адаптироваться и запустить новые экономические механизмы, потребуются нестандартные решения. Есть ли у нас для этого люди, которые могли бы подумать вне того туннеля, в котором мы долго бежали? Я думаю, что запрос на лидеров, дающих нестандартные идеи и предложения, будет очень большой. Услышат их или нет — другой вопрос.

Проблема России в том, что мы неэффективны. Мы зарабатываем на потоках и убытках, а не на прибыли. И на ограничениях мы умеем очень хорошо зарабатывать. Будет небольшая группа людей, которая разбогатеет на санкциях. Но при таком подходе нельзя построить эффективную экономику. Данная ситуация оголяет все наши проблемы. Мы считаем себя великими бизнесменами. А на самом деле — у нас очень мало компаний, которые были бы конкурентны на мировом уровне не с точки зрения добычи того или иного ресурса, а с точки зрения эффективного управления. Потому что с прибыли намного сложнее получать дивиденды, чем с убытков брать себе в карман.

Можно ли выжить в тяжёлых условиях? Да. Может ли даже в этих тяжёлых условиях какая-то часть людей лучше жить, зарабатывать? Да. Означает ли, что общество будет жить с настроем на созидание и счастье? Нет! Вопрос же не только в том, что мы едим и как одеваемся. А в том — насколько мы ощущаем себя людьми, которые создают что-то для развития человечества, могут самореализоваться, чувствуют свою пользу и полноценность. Это опять-таки не вопрос макроэкономики.

Я не сомневаюсь, что у нас будет колоссальное экономическое падение. Но это можно пройти, если люди понимают ради чего, если есть какое-то видение будущего и вера в лучшее. Советский Союз рухнул не от того, что там всё было плохо экономически. Люди перестали верить, что что-то изменится к лучшему, и дальше рухнула система. И на мой взгляд, это вызов современности.

У меня нет ответа, как жить в условиях группы сценариев, каждый из которых является более пессимистическим, чем предыдущий. Это, действительно, непростая нравственная задача — самосохраниться в нынешней ситуации. Единственное, что я могу сказать: если завтра такое плохое, то тогда надо подумать про послезавтра. И оттуда попытаться протянуть ниточку в наше время, чтобы понять, а как мы будем жить послезавтра, куда мы будем двигаться послезавтра.

Вы знаете, в чем наша главная проблема, которую нужно решать с расчётом на послезавтра? Дело даже не столько в том, что власть совершила непростительную и непоправимую ошибку. А в том, что мы в России очень серьёзно расколоты. Мы имеем разные представления о том, что хорошо и что плохо, о том, как должна быть устроена система, как надо относиться к власти и так далее. Если мы не научимся прямой коммуникации — не через власть, которая всегда будет манипулировать этим расколом, а именно коммуникации [между гражданами] страны, то мы проиграем не только завтра, но и послезавтра.

Я думаю, что скоро будет циклический мировой кризис. Он сейчас очень ускоряется всеми этими процессами. Идёт поток, который всех захлестнёт. И для нас [России] это не так плохо. История циклична. В XVIII–XIX веках за раздел мира между собой боролись нации и государства. Потом стали бороться социально-экономические системы. В 1990-х годах из тех, кто предсказывал будущее, точнее всех оказался [американский социолог и политолог] Сэмюэл Хантингтон. Он сказал, что теперь будет борьба цивилизаций. И с этой точки зрения я вам скажу, что произошло. Правда, за это мнение меня все осудят.

На мой взгляд, цели, которые вызвали это обострение, из-за которых Россия на это пошла, справедливы: нас в течение последних 30 лет просто не пускали за стол. Не пускали по соображениям цивилизационной конкуренции и по экономическим причинам. Россию можно было бы принять в НАТО в начале 2000-х годов. Но одно дело принять Болгарию — это достаточно номинальный акт, и совсем другое — Россию. Тогда главным участникам НАТО пришлось бы пересмотреть свои планы, а они этого не хотели. Так вот, я повторюсь, что цели в известном смысле справедливы. Средства кошмарны и убийственны для этих целей.

Дальше — про Китай. Я не считаю Китай цивилизацией, которая ничего не создала. И я не про порох с бумагой. Я имею в виду сейчас. В пандемийный период Китай первый в XXI веке создал модель цифрового тоталитаризма на основе технологии искусственного интеллекта. Она где-то работает, где-то нет, но, к сожалению, она стала образцом для некоторых действий, которые совершаются и за пределами Великой Китайской стены. Я считаю, что в 2020-е годы Китай конкуренцию с Западом выиграет, а в 2030-е проиграет. Этот цифровой тоталитаризм даёт свои возможности — с персональными данными, с экспансией, координацией, поддержкой, но не даёт настоящего сильного инновационного прогресса, что и скажется через десять лет.

Теперь — Россия. Мы переходим к социальному контракту [обмену ожиданиями между властью и народом] китайского типа: поддержка предпринимательства в обмен на тотальный контроль граждан. В чём это выражается? В большом бизнесе, который «подорван», будет очень сильно прогрессировать огосударствление, которое дойдёт до Госплана. Уверяю вас, эти идеи уже обсуждаются. Этот Госплан другого уровня, основанный на цифровых технологиях. За что всегда ругали советский Госплан? За запаздывание информации и за её искажение в своих интересах. А с цифровыми технологиями всё в порядке: вы получаете в одну секунду всю информацию, обработанную искусственным интеллектом.

В малом и среднем бизнесе будет искренняя попытка либерализации. Кто-то должен заместить всё, что ушло из России — всё, что рухнуло, и это может сделать только рынок. Экономический барьер будет снижаться, а вот силовой блок, наоборот, усиливаться. В этих условиях и монополизм никуда не денется. Но я убеждён, что многие ниши будут освоены.

А третий вид новых институтов будет нацелен на преодоление санкций. Появятся «серые» схемы, очень дорогие, потому что, когда нужно с борта на борт в океане что-то перегружать — это недешёвая операция. Реально ли так получить всего столько, сколько нужно? Нет, потому что слишком дорого. Но для критической инфраструктуры вполне хватит.